Неточные совпадения
Поутру Самгин был в Женеве, а около полудня отправился на свидание с матерью. Она жила на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых
деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь,
под одной из них, на мраморной скамье,
сидела с книгой в руке Вера Петровна в платье небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок с памятника Мопассану в парке Монсо.
Пошли в угол террасы; там за трельяжем цветов,
под лавровым
деревом сидел у стола большой, грузный человек. Близорукость Самгина позволила ему узнать Бердникова, только когда он подошел вплоть к толстяку.
Сидел Бердников, положив локти на стол и высунув голову вперед, насколько это позволяла толстая шея. В этой позе он очень напоминал жабу. Самгину показалось, что птичьи глазки Бердникова блестят испытующе, точно спрашивая...
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая
деревья;
под забором
сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе
сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Сидели посредине комнаты, обставленной тяжелой жесткой мебелью
под красное
дерево, на книжном шкафе, возвышаясь, почти достигая потолка, торчала гипсовая голова ‹Мицкевича›, над широким ковровым диваном — гравюра: Ян Собесский
под Веной.
Ему представилось, как он
сидит в летний вечер на террасе, за чайным столом,
под непроницаемым для солнца навесом
деревьев, с длинной трубкой, и лениво втягивает в себя дым, задумчиво наслаждаясь открывающимся из-за
деревьев видом, прохладой, тишиной; а вдали желтеют поля, солнце опускается за знакомый березняк и румянит гладкий, как зеркало, пруд; с полей восходит пар; становится прохладно, наступают сумерки, крестьяне толпами идут домой.
Бывало и то, что отец
сидит в послеобеденный час
под деревом в саду и курит трубку, а мать вяжет какую-нибудь фуфайку или вышивает по канве; вдруг с улицы раздается шум, крики, и целая толпа людей врывается в дом.
Это был не подвиг, а долг. Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: «Жизнь — не сад, в котором растут только одни цветы», — поздно думал он и вспомнил картину Рубенса «Сад любви», где
под деревьями попарно
сидят изящные господа и прекрасные госпожи, а около них порхают амуры.
А кругом, над головами, скалы, горы, крутизны, с красивыми оврагами, и все поросло лесом и лесом. Крюднер ударил топором по пню, на котором мы
сидели перед хижиной; он сверху весь серый; но едва топор сорвал кору, как
под ней заалело
дерево, точно кровь. У хижины тек ручеек, в котором бродили красноносые утки. Ручеек можно перешагнуть, а воды в нем так мало, что нельзя и рук вымыть.
Молодой человек и девушка в костюмах Первой французской революции
сидели под развесистым
деревом и нежно смотрели друг другу в глаза.
Он подвергался самым разнообразным приключениям: ночевал в болотах, на
деревьях, на крышах,
под мостами,
сиживал не раз взаперти на чердаках, в погребах и сараях, лишался ружья, собаки, самых необходимых одеяний, бывал бит сильно и долго — и все-таки, через несколько времени, возвращался домой, одетый, с ружьем и с собакой.
Всякая птица держится около воды, а рябчики, как говорят охотники, любят,
сидя на
деревьях, дремать
под тихое журчанье лесной речки, в которой завелись уже и кутема и пеструшка, и выпрыгивают по вечерним зарям на поверхность воды, ловя толкущихся на ней мошек и сумеречных бабочек.
Он подумал об этом,
сидя на скамье,
под деревом, в Летнем саду.
Сизобрюхов
сидел на тоненьком диванчике
под красное
дерево, перед круглым столом, покрытым скатертью.
Александр мысленно дополнял эти воспоминания другими: «Вон на этой скамье,
под деревом, — думал он, — я
сиживал с Софьей и был счастлив тогда. А вон там, между двух кустов сирени, получил от нее первый поцелуй…» И все это было перед глазами. Он улыбался этим воспоминаниям и просиживал по целым часам на балконе, встречая или провожая солнце, прислушиваясь к пению птиц, к плеску озера и к жужжанью невидимых насекомых.
Наконец, когда она, полубольная, с безнадежностью в душе,
сидела однажды на своем месте
под деревом, вдруг послышался ей шорох; она обернулась и задрожала от радостного испуга: перед ней, сложа руки крестом, стоял Александр.
А Лиза все ждала: ей непременно нужно было поговорить с Александром: открыть ему тайну. Она все
сидела на скамье,
под деревом, в кацавейке. Она похудела; глаза у ней немного впали; щеки были подвязаны платком. Так застал ее однажды отец.
— Александров! Александров! — кричал
под окном верный дружок Венсан. — Высуньте, насколько можно, руку из решетки. Я
сижу на
дереве. И, кстати, сердечно вас поздравляю.
Нет-с, просто-запросто этот вздох «напомнил ему ее первый вздох, тридцать семь лет назад», когда, «помнишь, в Германии, мы
сидели под агатовым
деревом, и ты сказала мне: „“К чему любить?
И не думал; это всё для того, что когда он уже совсем утопал и захлебывался, то пред ним мелькнула льдинка, крошечная льдинка с горошинку, но чистая и прозрачная, «как замороженная слеза», и в этой льдинке отразилась Германия или, лучше сказать, небо Германии, и радужною игрой своею отражение напомнило ему ту самую слезу, которая, «помнишь, скатилась из глаз твоих, когда мы
сидели под изумрудным
деревом и ты воскликнула радостно: „“Нет преступления!” “„Да, — сказал я сквозь слезы, — но коли так, то ведь нет и праведников”.
Он ушёл на завод и долго
сидел там, глядя, как бородатый Михайло, пятясь задом, шлихтует верёвку, протирая её поочерёдно то конским волосом, то мокрой тряпицей. Мужик размахивал руками так, как будто ему хотелось идти вперёд, а кто-то толкает его в грудь и он невольно пятится назад.
Под ноги ему подвернулась бобина, он оттолкнул её, ударив пяткой. Конус
дерева откатился и, сделав полукруг, снова лёг
под ноги, и снова Михайло, не оглядываясь, отшвырнул его, а он опять подкатился
под ноги.
Другой раз он видел её летним вечером, возвращаясь из Балымер: она
сидела на краю дороги,
под берёзой, с кузовом грибов за плечами. Из-под ног у неё во все стороны расползлись корни
дерева. Одетая в синюю юбку, белую кофту, в жёлтом платке на голове, она была такая светлая, неожиданная и показалась ему очень красивой.
Под платком, за ушами, у неё были засунуты грозди ещё неспелой калины, и бледно-розовые ягоды висели на щеках, как серьги.
В самый полдень Марьяна
сидела в своем саду, в тени персикового
дерева, и из-под отпряженной арбы вынимала обед для своего семейства.
В нескольких шагах от"русского"
дерева, за маленьким столом перед кофейней Вебера,
сидел красивый мужчина лет
под тридцать, среднего роста, сухощавый и смуглый, с мужественным и приятным лицом.
Я увел его к себе в сад и уложил там
под деревом, и потом весь день и всю ночь я и Маша по очереди
сидели возле него.
Посидев несколько минут молча, Илья пошёл домой. Там, в саду, пили чай
под жаркой тенью
деревьев, серых от пыли. За большим столом
сидели гости: тихий поп Глеб, механик Коптев, чёрный и курчавый, как цыган, чисто вымытый конторщик Никонов, лицо у него до того смытое, что трудно понять, какое оно. Был маленький усатый нос, была шишка на лбу, между носом и шишкой расползалась улыбка, закрывая узкие щёлки глаз дрожащими складками кожи.
И вот на заре приказал Соломон отнести себя на гору Ватн-эль-Хав, оставил носилки далеко на дороге и теперь один
сидит на простой деревянной скамье, наверху виноградника,
под сенью
деревьев, еще затаивших в своих ветвях росистую прохладу ночи.
Сидела раз Катерина Львовна у себя на вышке
под окошечком, зевала-зевала, ни о чем определенном не думала, да и стыдно ей, наконец, зевать стало. А на дворе погода такая чудесная: тепло, светло, весело, и сквозь зеленую деревянную решетку сада видно, как по
деревьям с сучка на сучок перепархивают разные птички.
На возвратном пути я старался растолковать Писареву, что я истинный рыбак, что охота для меня не шутка, а серьезное дело, что я или предаюсь ей вполне, или вовсе ею не занимаюсь, что охотничьих parties de piaisir я терпеть не могу и что завтра, когда все собираются удить рано утром (то есть часов в восемь, а не в два, как следует), я решительно с ними не поеду
под предлогом, что хочу удить с берега; выберу себе местечко
под тенью
дерев, для виду закину удочки, хотя знаю, что там ни одна рыбка не возьмет, и буду
сидеть, курить, наслаждаться весенним утром, свежим воздухом и молодою пахучею зеленью недавно распустившихся
деревьев.
А по краям дороги,
под деревьями, как две пёстрые ленты, тянутся нищие —
сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без глаз, на иных глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Мы ходили вверх по маленькой речке, бродили по березовой роще,
сидели и лежали
под тенью
дерев; говорили как-то мало, не живо, не связно и вообще находились в каком-то принужденном состоянии.
На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи,
сидя под тению
дерев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, столь для них единообразные.
Ольга Михайловна
сидела по сю сторону плетня, около шалаша. Солнце пряталось за облаками,
деревья и воздух хмурились, как перед дождем, но, несмотря на это, было жарко и душно. Сено, скошенное
под деревьями накануне Петрова дня, лежало неубранное, печальное, пестрея своими поблекшими цветами и испуская тяжелый приторный запах. Было тихо. За плетнем монотонно жужжали пчелы…
Поэтому они часто представляют, что мужичок
сидит у ручейка и жалобно поет чувствительную песню, или, выгнавши в поле стадо, садится
под тень развесистого
дерева и сладко играет на свирели, или
сидит у себя
под окошком и собирается убежать в лес, чтобы скрыться от злых толков.
Уж доведу до конца эту историйку, перескочив через многие события дней. Вскоре после сего разговора гулял я в праздник по лесу, готовясь к очередной беседе с товарищами, вышел на поляну и вижу:
сидит она
под деревом, шьёт что-то, а тут же её корова с телёнком пасётся — недавно отелилась, и Варвара ещё не пускала её в стадо.
Под нежной листвой туго распускавшегося кудрявого дубка Саня
сидела на пледе, который подложил ей Николай Никанорыч. Пригорок зеленел вокруг. Внизу, сквозь
деревья, виден был узкий спуск к реке. Ширилась полоса воды — стальная, с синеющими отливами.
Они
сидят рядом с нами, потерявшие страх, они провожают нас всюду, — и всегда мы
под ними, как
под черным кружевным зонтиком, как
под движущимся
деревом с черными листьями.
Под вечер китаец
сидел с фельдшером на стволе
дерева, срубленного нами на его огороде. Любопытствующим голосом он спрашивал фельдшера...
В восторге, что обогатит свой травник новым сокровищем, и в удивлении к премудрости Божией, поместившей себя в таком маленьком творении, он ничего не видел, не слышал около себя, и если б сокрушилось над ним ветхое
дерево,
под которым он
сидел, то не выпустил бы из рук драгоценного найденыша.
Вечная буря царствовала в доме Салтыковых. Все дрожало, все трепетало
под гнетом тяжелой руки «властной помещицы». Подобно птичкам во время бури и грозы, забирающимся в самую густую листву
дерев и, чутко насторожась, внемлящим разбушевавшейся природе, Костя и Маша по целым часам
сидели в укромных уголках своей комнаты, разделенной ширмами, и с нежных дней раннего детства привыкли находить в этой близости спасительное средство к уменьшению порой обуявшего их панического страха.
Вскоре они увидали широколиственное
дерево,
под которым паслись четыре желтые козы, и посреди их
сидела на траве простоволосая босая девочка в грубой рубашке из холста коричневого цвета.
Дачники, в разукрашенных, архитектурно вычурных домиках, лениво гуляют
под зонтиками, в легких, чистых, дорогих одеждах по усыпанным песком дорожкам или
сидят в тени
дерев, беседок, у крашеных столиков и, томясь от жары, пьют чай или прохладительные напитки.
Пошел бродить по парку. В душе была обида и любовь, и пело слово: «Исанка!» В парке стояла теплынь, пахло сосною. Всюду на скамейках и
под деревьями слышались мужские шепоты, сдержанный девичий смех. На скамеечке над рекою, тесно прижавшись друг к другу,
сидели Стенька Верхотин и Таня.
От аллеи начинались мелкие свертки по тропинкам в удолья, утонувшие в платановых рощах. У одного из этих свертков
под ветвистым
деревом сидел старый амаликитянин и ел дыню; возле него жевал свою жвачку такой же старый верблюд. Нефора спросила у амаликитянина, не знает ли он, где живет Зенон златокузнец.